Тихий океан, бухта Шамора

  • 24.04.2017
Тихий океан, бухта Шамора

Когда в пятьдесят седьмом году наше Курское суворовское военное училище перевели на Дальний восток в город Уссурийск, ему было определено не только место в старых двухэтажных кирпичных казармах постройки царских времен, но и  пустынный берег Тихого океана южнее Владивостока для устройства летнего лагеря. Это была бухта Шамора. Там в июле и августе наши суворовцы отдыхали от учебных занятий. Купались в море, ходили с ночёвками в походы, на экскурсии в тайгу, играли на лужайках в различные игры.

Бухта Шамора представляла собой небольшой мелкий залив моря в берег шириной с полкилометра. Ровный зеленый луг отодвигал тайгу от воды ещё на полкилометра. Получилась прекрасная поляна для устройства палаточного лагеря. Продукты завозились из Владивостока, но никакого электрического освещения не было, и мы были целиком во власти светового дня. Дежурными по лагерю назначались офицеры: преподаватели и воспитатели. За день, организуя под палящим солнцем жизнь лагеря, дежурный офицер в ремнях и амуниции изматывался так, что к концу дня с ног валился в соленом поту. Поэтому, когда после отбоя лагерь засыпал, дежурному хотелось поскорее снять ремни, одежду и броситься в море.

Будучи однажды дежурным по лагерю, я тоже после отбоя оказался у моря. Разделся донага, сложил в темноте на ощупь обмундирование и ремни с пистолетом под знакомый кустик и кинулся в воду. Желание слиться воедино с прохладной водой было так велико, что я минут десять беспрерывно кувыркался, нырял и изо всех сил плыл подальше от берега. Долго ещё в беспамятстве нырял и плавал, а когда, чтобы отдышаться, остановился, раскрыл глаза, то уперся ими в сплошную темноту. Тут же остолбенел: а берег-то где? Покрутил головой и не увидел ни единого огонька. А ведь раньше они перемигивались со стороны Владивостока. Но это мы с берега видели эти огоньки, а море-то ниже берега, и ты не стоишь во весь рост на земле, а лежишь в море. Поэтому береговых огней я  не увидел. Оставалось единственное – услышать шум берегового прибоя. Перестал грести, прислушался и ничего не услышал. Море было спокойно, в ушах гробовая тишина, как и черная пустота в открытых глазах. Вот тут я не на шутку испугался. О каком прибое я мог думать, если ещё днем море блестело, как зеркало, в нашей же лагуне тем более вода была неподвижной. Только кое-где на берег небольшими порциями бесшумно выплескивалась вода.

К тому же от берега я был далеко, маленького прибоя не услышал бы. И я пришел в ужас. Куда плыть? Уплывешь еще дальше от берега, тебя даже днем в мелких волнах никто не заметит. Какие только мысли, одна страшнее другой, не вскипали тогда в моей бедной голове! Дежурный офицер пропал - это же чрезвычайное происшествие. Почему, куда делся и где его искать?! Это же не мальчишка-суворовец, а опытнейший человек. Не мог же он в Японию уплыть. К тому же, меня дома жена с сыном ждут.

Взяв себя в руки, я успокоился, сколько мог, и стал искать выход из непростого положения. Добрая память выхватила из клубка всевозможных мыслей и жутких воспоминаний похожую ситуацию, в которой я оказался в боях под Ржевом летом сорок второго. Тогда в кромешной ночной темноте в сильный ветер и дождь я тоже заблудился. Но там была земля под ногами, а тут – море. Но кое-какой опыт я тогда приобрел. И он может сейчас мне пригодиться. Начал вспоминать, каким образом я тогда в сплошной темноте сумел найти дорогу в нужное место.

Я, молодой лейтенант, служил тогда старшим на батарее и находился около орудий, которые стояли в двух километрах позади передовой. Орудия я наводил в цель по приборам.

Прилег однажды ночью поспать на глиняном лежаке в маленьком блиндажике около первого орудия. Как всегда, лег, не раздеваясь, в сапогах, гимнастёрке, только сжимавший живот ремень расстегнул. Вдруг часовой кричит мне: «Задержал я тут одного, товарищ лейтенант».

Я быстренько вылез из укрытия наружу и в кромешной темноте по голосу узнаю в задержанном лейтенанта из соседней батареи, который в потёмках никак не может найти расположение своей батареи. А она в ста метрах от наших орудий стояла. Я взял руку лейтенанта в свою руку и направил её в темноту как раз туда, где стоит его батарея. Если он пойдет в этом направлении, то через сто шагов упрётся в свои орудия.

- Доведи меня сам до моей батареи, а потом вернешься назад к себе, а то я снова заблужусь, - умоляюще сказал он, дрожа всем телом. Перепуганный до смерти лейтенант несколько часов блуждал в темноте и случайно вышел к нашим орудиям. Я сжалился над ним и в распущенной гимнастёрке, без ремня, а, главное, без оружия, решил помочь товарищу и повел его к его орудиям, это же рядом. Ураганный ветер с лютым свистом срывал листву с кустарника и, обдавая диким холодом, пузырил мою гимнастёрку.

Оставив товарища у его орудий, я повернулся строго назад и побежал в свою батарею. Но батареи через сотню шагов на месте не оказалось. Ветер сносил мой крик в сторону, и  часовой его не слышал. Пометавшись в тревоге по тому месту, где должна была бы находиться моя батарея, я расширил круг поиска, но орудий своих нигде не находил. Боязнь оказаться без оружия в расположении противника продолжала нарастать, а тут ещё я вспомнил, что батарея без меня не сможет стрелять.  Вдруг немцы в темноте смогут подкрасться к нашей передовой и атакуют её. А находящийся на наблюдательном пункте командир нашей батареи не сможет из-за моего отсутствия открыть по ним огонь?

Волнуясь, я вспомнил, что в метре от нашего первого орудия стоит двухметровый шест, на котором подвешен провод армейской связи. Была бы у меня палка, я бы поднял её на бегу и зацепил ею тот провод. А идя вдоль проволоки, пришёл бы к своему орудию. Шаркая сапогами, стал на ощупь искать какую-нибудь хворостину. И, надо же, нашёл! Подняв палку вверх, прошёл триста метров и не наткнулся на провод. Повернув под прямым углом направо, прошёл ещё столько же - нет провода. Возвращаюсь к последней точке назад и иду с поднятой хворостиной дальше на триста метров уже за мифическую точку, возможно, в том направлении наткнусь на провод. И наткнулся! Часа три в общей сложности я блуждал и всё же нашёл батарею.

Вспомнив тот давний горький опыт, я стал точно так же, как бегал под Ржевом, плавать по морю, считая взмахи рук. И, представьте себе, часа через два я выплыл на берег. Радость была неимоверная! Тропинка, что шла вдоль берега, была хорошо мне знакома, и я по приметам в глубочайшей темноте, пробежав пару километров, обнаружил, наконец, свою одежду и, главное, пистолет.

Даже ныне, спустя семьдесят лет, я с содроганием вспоминаю те страшные приключения. А ведь были у меня на фронте ещё подобные случаи. Один произошёл ночью в сильную метель под тем же Ржевом, а другой днём, но в пустыне Гоби в Монголии. В пустыне кругом песок и нет никаких ориентиров, там проще днём заблудиться, чем у нас в густом тумане или в ночных потёмках. Но о тех тревогах поведано в других рассказах в моих книгах.

Михин Пётр Алексеевич,
подполковник в отставке, преподаватель математики КсСВУ-УсСВУ в 1951-1961 г.г.